Епископ Верейский Пантелеимон (Шатов), председатель Синодального отдела по благотворительности, викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, настоятель храма благоверного царевича Димитрия при 1 ГКБ Москвы:
С отцом Георгием Бреевым я познакомился в середине семидесятых годов. Он был другом моего первого духовника - прот. Владимира Полетаева (+1996). Я встречался с о.Георгием, когда бывал у своего духовника дома или на даче. И о. Владимир, и о.Георгий очень отличались от большинства московских священников того времени. В те годы многие священники боялись общаться с людьми, были только требоисполнителями. Отец Георгий был добрым пастырем. Доступным, приветливым, скромным и очень доброжелательным. Его внешняя простота не привлекла тогда моего особенного внимания.
По молодой горячности и духовной неопытности я не мог его тогда достойно оценить. Мне хотелось активной деятельности, а для о.Георгия главным было внутреннее делание. Впоследствии, когда я сам стал священником, мои встречи с ним были редкими и случайными, но очень запоминающимися.
Я еду домой из своего далекого сельского храма, захожу в электричку: сидит в штатском костюме о.Георгий, что-то читает, отрывается от книги, смотрит в окно. Подхожу, здороваюсь. Он с доброй улыбкой меня приветствует, заинтересованно спрашивает о моей жизни. Беседуем о приходских делах, я задаю ему вопросы, он отвечает не сразу, подумав и, наверное, помолившись. Что-то всегда говорит полезное для души, простое и светлое. Читал он в вагоне Добротолюбие.
Как-то оказались с ним рядом у Кутафьей башни московского Кремля, то ли был крестный ход, то ли венки возлагали к вечному огню. У о.Георгия был недавно юбилей, я его поздравляю, спрашиваю о здоровье, он немного рассказывает о своих болезнях и говорит о том, как он благодарен Богу за то, что стал священником, говорит о радости этого великого служения, о том, что мы должны быть особенно благодарны Богу за возможность совершать Божественную Литургию, предстоять у престола. Это сказано было просто – как и все, что он говорил. Но за этой простотой была глубина, теплота, убедительность, внутренняя сила.
Я знаю, что он благодушно принимал свои болезни и жизненные скорби, которых у него было немало, сохраняя мирное устроение души. Он стяжал мирный дух и рядом с ним спасались многие: священники и миряне.
Несколько раз я с отцом Георгием как с духовником московского духовенства советовался по пастырским вопросам. И всегда, конечно, очень трогала его сердечность, искренность, смиренномудрие. Он никогда никого не осуждал. Я как-то спрашивал, как мне вести себя с человеком, у которого были явные недостатки. Батюшка с пониманием и сочувствием к немощам этого человека дал мне добрые советы.
Бывают люди смиренные, даже святые, о которых говорят: «свят, но не искусен». Бывают очень умные, но за высокими словами теряющие самую главную добродетель – смирение. Вот в отце Георгии соединялись и мудрость, и рассудительность, и глубина смирения. Помню, как меня поразили и особенно запомнились его слова о молитве в интервью журналу «Нескучный сад». О молитве обычно мы читаем у святых отцов, современные пастыри редко посвящают свои проповеди молитве, или говорят о молитве общими словами, а его интервью передавало личный опыт молитвы. У о.Георгия был опыт умного делания. Он говорил, что у каждого человека есть свой образ молитвы. То есть молитва – это дело очень живое, личное, и надо найти свой образ молитвы. Эти его слова я часто вспоминаю.
Батюшка всегда говорил с тобой из глубины своего сердца. Общение с ним – по телефону или при случайной встрече –согревало тебя, ты чувствовал родственную душу. Отец Георгий каждому человеку становился родным и близким – по какому-то глубинному интересу к тебе, сочувствию твоим проблемам, состраданию твоей беде, искреннему сорадованию твоей радости. О.Георгий был очень тактичен и деликатен, что, к сожалению, не так часто встречается в нашей среде. При обсуждении спорного вопроса он спрашивал твое мнение; если что-то советовал, то в мягкой форме. Даже в начале нашего знакомства его отношение ко мне, неотесанному и самоуверенному неофиту, было уважительным. На глупые вопросы он отвечал серьезно, никогда не иронизировал над твоим невежеством, спокойно и терпеливо объяснял неправильность твоих заблуждений. Когда он стал духовником всего московского духовенства, он оставался таким же простым, доступным и добрым батюшкой, находил время обсудить все твои проблемы.
Я благодарен Святейшему Патриарху Кириллу за то, что он благословил меня совершить Литургию и отпевание отца Георгия. Для меня это стало радостью и утешением в то трудное время, когда началась пандемия.
Трогательные слова чина священнического отпевания в приложении к отцу Георгию наполнялись теплом и открывали глубочайший смысл и величие пастырского подвига батюшки: «В ве́ре, и наде́жде, и любви́, и кро́тости, и чистоте́, и в свяще́нническом досто́инстве благоче́стно пожи́л еси́, приснопа́мятне. Те́мже тя́ преве́чный Бо́г, ему́же и рабо́тал еси́, са́м вчини́т ду́х тво́й, в ме́сте све́тле и кра́сне, иде́же пра́веднии упокоева́ются: и получи́ши на суде́ Христо́ве оставле́ние, и ве́лию ми́лость».
Было очень светло и покойно на душе, когда мы с ним прощались в его храме. Я верю, что и он молится о нас и о всех, кто поминает его.