Христианская община в современном мире: нужна ли она? Полноценна ли «индивидуальная» церковная жизнь? Травмы советского коллективизма влияют на само понимание, переживание общинности. Социум постепенно удаляется все дальше от общинного устройства - нет ни крестьянских общин, ни ремесленных цехов, ни совместного проживания, человек становится все более самостоятельной, отдельной единицей. Как это влияет на организацию церковной жизни? Что такое приход и приходская община в современном мегаполисе? Правмир приглашает своих авторов и читателей к разговору с духовником священников Москвы, настоятелю храма Рождества Богородицы в Крылатском протоиерею Георгию Брееву.
— Отец Георгий, очень часто говорят о евхаристической общине, о том, что без общины невозможно быть христианином. Община - одно из важных понятий в парижском богословии, у других авторов XX века. С вашей точки зрения, можно с этим согласиться?
Без Евхаристии нельзя быть христианином — с этим не только можно, но и нужно согласиться. Евхаристия — то зерно, из которого вырастают и стебли, и листья, и колосья, то есть приходская община. Из этой основы основ, из служения, которое осуществляется в том или ином месте, произрастает община. Будь это Франция, Англия, Америка, везде Евхаристия — это средоточие православного богослужебного чина, центр всех устремлений, всех молитвенных исканий каждого христианина. Община возникает вокруг этого центра, когда каждый человек решает, что именно здесь он хочет исправляться и духовно совершенствоваться, проверять свой духовный путь.
Община основана и рождена на таинствах, которые установил Господь Бог, и сказал: «Сие творите в Мое воспоминание». А вообще, сам принцип общинности имеет место и в других традициях, народностях и конфессиях. Если община не вокруг Евхаристии — это не церковная община.
Когда мы говорим «община», мы подразумеваем, что собираются единомысленные люди, окрыленные единой верой, едиными чаяниями, ищущие правильных путей ко спасению. Если законно поставленные священнослужители осуществляют то, что установлено Самим Господом, — вот основа, чтобы каждый приходящий был духовно окормлен и наставлен.
— Мы причащаемся из одной Чаши, но можем быть не знакомы друг с другом.
Община не строится на личных знакомствах. Община — это общность людей, которые призваны Богом составить Тело Христово. Приход это организм, и тысячи и миллионы таких организмов соединяются в единое Тело Христово, как определяет Церковь апостол Павел. Вот образы богословия апостола Павла: рука сильна, когда она питается кровью и силами целого организма. Так же любой приход. Вся Церковь — это в полном смысле евхаристическая община.
Иногда делят людей на прихожан и захожан. А если человек еще не определился, где он найдет свой приход, где его будут духовно окормлять и вообще, нужно ли ему это окормление? Может быть, он еще стоит на пути воцерковления или избрания, что он не просто крещеный и верит в душе, а хочет жить полнокровной духовной жизнью. Кто-то настроен больше на монастырские уставы богослужения. А кто-то говорит: «Нет, вот этот приход для меня самый родной, самый близкий, самый понятный. Я здесь, по-видимому, положу основу своей духовной жизни, потом приведу и родственников своих, и детей воспитаю, приведу к этому приходу». Таким образом, незаметно растет община.
— Но часто прихожане просто собираются после службы на чаепитие, не вкладывая в это такой специальный богословский смысл...
В приходских чаепитиях нет ничего плохого. Я много раз бывал за границей — в Америке, в Италии, в других странах — и видел православные общины, где жизнь складывается по-другому. Например, приход в Вашингтоне: прихожане рассеяны на 200 километров вокруг. Заранее объявляется день, и они собираются. Они записаны как члены прихода, общины. В Италии в Зарубежной Церкви я видел, как люди собираются после, литургии, чтобы решить вопросы, которые на наших приходах решаются сами собой, когда батюшка в конце службы говорит: «Дорогие братья и сестры, у нас будут такие богослужения и мероприятия» или: «В воскресной школе начинается учебный год, ваши дети могут обучаться музыке, рисованию и т.д.». Всю проблематику нашей церковной жизни можно обозначить и разъяснить. Этой информации достаточно, нам не нужно еще и садиться за чай. Я спрашивал настоятеля одного прихода: «Какая цель у таких чаепитий?» — «Батюшка, люди приходят на службу, поисповедались, причастились, а бытовые вопросы мы не успеваем обговорить. Когда мы непринужденно садимся за чай, я объясняю людям, какие у нас планы, что мы сделали, что пристроили, что отреставрировали в храме. Допустим, я могу сказать, что проводится сбор на что-то, например, на помощь таким-то членам общины». То есть, это не просто чаепитие, это необходимое общение, и оно объединяет и, действительно, полезно: многие люди потом могут долгое время не приезжать. Чаепитие — это и приятно, потому что богослужение, молитва — это довольно напряженный духовный труд, после которого происходит свободное общение.
В Москве тоже есть приходы, в которых установлены чаепития. Ведь нужна особая обстановка внутри прихода, должны быть площади, обслуживающие люди, которые должны все организовать, подать. Тогда настоятель может вести беседы, давать какие-то наставления. Это восполняет недостаток общения с людьми одной веры, который постоянно ощущают наши прихожане. В храме они видят друг друга, но после службы, как правило, расходятся. Естественно, когда общение возглавляет священник, он понимает, о чем нужно говорить, чтобы это послужило на пользу всем присутствующим.
- На многих приходах идет кипучая деятельность: бездомных кормят, устраивают воскресные школы, паломнические поездки. Это создает общину или превращает приход в клуб по интересам?
Такая работа ведется не только от избытка энтузиазма. Приходы Западного викариатства по указанию епископа Игнатия готовят даже проспекты о своей внебогослужебной деятельности: в области социальной сфере, просветительской, катехизаторской.
Главное - интерес к проблемам духовной жизни, к окормлению, к духовному руководству. Если этого интереса не будет, не будет никакого движения. Будет, как в протестантской церкви: у них все переключилось на социальное служение и соцобслуживание. Если заговоришь о каких-то духовных проблемах — тебя могут даже на смех поднять.
Сначала у протестантов был пафос социальной помощи человеку, а сейчас пафос ухода за животными. Целые альбомы выпускают — там и кошечки, и овцы, и птички. Я видел в Германии: люди просто благоговеют, говоря, как нужно заботиться о животных. Это стало для них религиозной деятельностью. Увидев все это в Германии, сначала обрадовался: «Как хорошо, что есть люди, которые с такой Любовию заботятся об экологии». Но, почувствовав, что в этом суть религиозной активности, направленной на внешний природный мир, но не духовный, внутренний мир, - стало жалко прекрасных людей.
Русский мыслитель Владимир Соловьев говорил: «Самое потрясающее достижение дьявола в наш век — это то, что он сделал веру в Бога не интересной». С интереса все начинается. Интерес захватывает мысль, сердце, глубину души. Тогда открывается возможность решения духовных проблем. Нет интереса к духовной жизни — ничего не получится. Как его возродить? Это проблема.
—Для создания общины нужен интерес к людям, которые рядом с тобой?
Если человек идет духовным путем, как это изображает Авва Дорофей: центр — Бог, и все радиусы идут к этому центру. Чем мы к Богу ближе, тем мы и к людям ближе, тем они нам родней и понятнее. У нас могут быть какие-то несогласия, мы даже можем друг другу досаждать чем-то, но по сути дела, все-таки остается это движение — чем ближе к Богу, тем люди более сближаются друг с другом. Это - закон.
—Некоторые смущаются, когда встречают требование общинности, коллективизма в духовной жизни.
Коллективизм и общинность — это совершенно разные вещи. Коллективизм основан на кнуте: так в СССР в колхозы загоняли. Коллективизм — это внешняя форма, подвластная требованиям времени. Коллективизм был душой, идеей советского времени — везде всё было коллективно, в ранние годы до смешного даже, чуть ли не общих жен проповедовали.
—А община? Человек ведь рождается один, умирает один, молится один. Разве община - это естественно?
Появление новорожденного в семье неотделимо от членства семьи. Множество случаев рождения детей вне семьи, характерное для нашего времени, не отделяют ребенка как от Церкви, так и от общества. Замечательно, что чаще всего у этих детей будет острый дефицит - обрести и папу, и маму, и братьев, и сестренок.
«Не добро быть человеку единому на земле» (Быт.). В самой богоподобной природе человека заложены начало и конец - Альфа и Омега - его пути к Вечности.
Промыслительно, что и в Ветхом Завете и Новом обозначено начало всех начал: «В начале Бог сотворил небо и землю» - и раскрывается вся метаистория тварного мира (Быт. 1,1). «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Бог был Слово» (Ев. От Иоанна 1,1) ~ свидетельствуется возлюбленным учеником Христа-Спасителя - о единстве Природы Божией и Божественных Личностях (Ипостасях).
Посмотрим, как Божия Премудрость полагает свою всесовершенную реализацию - Единство - принцип общности в человеческом роде, прежде всего - в Сошествии Святаго Духа на Апостолов. День Святой Троицы. «Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний: егда же огненныя языки раздаяше, и в соединение вся призва: и согласно славим Всесвятаго Духа» -кондак Св. Троицы.
Разделение народов последовало после Вавилонского столпотворения. И объединение совершилось благодаря Искупителю Мира Свободной Жертвой Своей Жизни, Открывшему возможность Нового единства Излиянием Своего Духа на всякую плоть (пророк Иоиль). Вот -начало подлинного единства в общности.
В книге «Деяния Святых Апостолов» изображена потрясающая икона общности первохристианской общины. Многие продавали свои имения и цену их приносили к ногам Св. Апостолов, которые распределяли каждому члену общины все необходимое. Дееписатель не мог скрыть и первого испытания в среде апостольской общины. Подвигнутые ревностным примером своих собратьев, - Анании и его жены Сапфиры - продают принадлежавшее им имущество, но утаивают настоящую цену... «Такова ли цена проданного?» - спрашивает Первоверховный Апостол Петр. Его вопрошание созвучно вопросу Бога в Раю к Адаму: «Где ты еси, что с тобою?»... «Остановитесь! Не вносите полуправду - ложь в среду Богом устроенной общины!». Как пламенный херувим у Врат Рая, Петр отсекает их от единства: «Вы солгали не человеку, но Духу Святому!».
Странно представить, что смерть обоих супругов, в мгновение ока, унесла их в «иной мир» на глазах всех членов первохристианской общины... Каждый подумает или скажет: «Это же апостольская святая община! Можем ли мы быть апостолами?». Здесь важен ответ на вопрос, что такое «община»? Это - общность в Духе Святом!
Достойно внимания и то, что книга Деяний Святых Апостолов летопись о зарождении и становлении Святой Церкви. Церковь и община -неотделимые понятия. Они - синонимы по отношению друг к другу. В Святом Евангелии Господь оставит Своей Церкви Божественное Свидетельство, касающееся всех веков существования Церкви на Земле, укажет иные принципы, усваивая которые, продолжатели Его Дела на Земле будут способны осуществлять свою миссию. Они изложены в притче о Сеятеле. Село - это - мир. Сеятель - Единородный Сын Божий. Жатва -кончина Века. При обильном прозябании пшеницы появляются плевелы. «Разреши! И мы исторгнем плевелы!». «Нет, - отвечает Христос-Спаситель, -пусть всё произрастает до жатвы, чтобы вместе с сорняками не была уничтожена и пшеница»... Какая великая реальность жизни Церкви, впоследствии определенная святыми отцами. Церковь и Дом Божий -Лечебница для духовно страждущего человека. Она открыта для всех. Как Корабль Спасения праведного Ноя, вместил в себя и чистых и нечистых животных, так и Церковь Божия устроена для спасения и праведных, и грешников.
Община рождается от внутренней потребности. Я иду к Богу, я чувствую, как это свято. Испытав, пережив это, я хочу поделиться с ближним. Если он идет к Богу рядом со мной, я хочу почувствовать его локоть, удостовериться, что иду не только я, рядом идут другие, они так же мыслят, то же переживают. Тогда они — мои брат и сестра во Христе. Дружба и общинность должна быть завязана на этом. Бог — конечная цель, а общность вокруг как семья, где отец и мать — одни, а детей может быть много, и все они равно родные и близкие. Община построена на принципах духовной семьи. А коллективизм на командном требовании: «Делайте так, и — всё!».
- Если говорить именно о России, а не о диаспоре, как вы относитесь к идее фиксированного членства в приходах? Должны ли прихожане нести формализованную ответственность за свой приход?
Вводить фиксированное членство в приходе — дело не одного настоятеля какого-то храма, даже имеющего духовный опыт. Это может решить только наше высшее руководство, начиная от Патриарха, и то это нужно выносить на широкое обсуждение. Членство в приходах — это прекрасно само по себе, но фиксирование сведёт его к социуму. Не случайно, при выходе из Церкви в притворах часто изображается Ангел, записывающий молящихся, какое, духовное ли участие в богослужении было или чисто внешнее. Община держится на готовности в чем-то себя ущемить для общего дела, для Храма Божия, чем-то поступиться для ее братьев и сестер по духу. Не уверен, что сейчас нужно даже начинать обсуждение этой проблемы на высоких собраниях.
—Миряне воспринимают идею фиксированного членства не только как появление обязанностей жертвовать и работать, но и как право голоса при принятии решений о жизни прихода.
Представьте, что я — настоятель — скажу: «Вот амбарная книжка зафиксируйте, что вы прихожанин». Все запишутся, конечно. Но если я скажу: «Если вы прихожане, вы должны выполнять то-то и то-то», то 90% скажут: «Батюшка, я - бабушка, сижу с внучками». «Я иду на вторую работу». Третий — «я занят тем-то». Получается, человек готов номинально записаться в приход, но позволяет ли ему само положение вещей, обязанности его семьи что-то сделать для прихода?
- Какова роль священника в формировании общины? Должен ли он знать всех в лицо, если размер прихода это позволяет?
Допустим, приход только начал свою жизнь — вот как сейчас в Москве строятся 200 храмов. Или изначально священнику дали строить приход, и он один, молодой, активный. Он начинает создавать общину по какой-то интуиции, или, помолившись, — по благодати, или по любви к прихожанам. Если община растет, нужен второй священник. Сначала я служил один, но через год увидел, что нужен второй священник, иначе я должен костьми лечь, потому что я не могу и строить, и реставрировать, и вести документацию, и увеличивать каждый год количество служб, и продолжительность исповеди, и число треб. Это в деревне ты можешь определить, какие требы у меня на сей день, а в Москве я каждый день захожу в храм и вижу новых прихожан.
Как только в храме появляется второй священник со стороны — бывшей общины, скорее всего, больше не будет. Либо второй священник должен вырасти в этой общине, пройти мою школу, быть под моим руководством. Раньше настоятель сам избирал, кто будет ему помощником. Сейчас присылают священника со стороны, и хоть ты ему сто раз что-то скажи, он ответит: «Я иначе воспитан, мой духовный отец не так говорил, а я такой же, как вы, священник, и буду делать, как считаю нужным». Община едва ли возможна без единомыслия всех священнослужителей.
—Иначе получится две партии внутри прихода?
Они могут и не быть партиями. Но у каждого священника свой воспитательный «почерк». Если смотреть издалека — вот настоятель такой-то, приход такой-то. А в частностях, когда ты глубоко рассмотришь отношения на приходе, окажется, что у каждой группы есть что-то свое.
Когда я пришел из храма в Царицыно сюда, в Крылатское, уже будучи духовником города Москвы, меня здесь никто из священников не принял как авторитет. В Царицыно я мог создать общину, потому что все священнослужители проходили через меня: я выбирал образованных, подготовленных людей, они алтарничали, потом шли в семинарию, я давал им рекомендации к Патриарху. Они чувствовали во мне духовного отца.
Когда я пришел в храм Рождества Богородицы в Крылатском, община здесь уже сложилась. Она существовала лет десять, и священники сами руководили своими прихожанами и их воспитывали. Я сразу, как только посмотрел, понял: «Это будет мой крест. Я не буду никого переламывать, что-то доказывать. Я буду просто делать свое дело. Буду являть пример, как я считаю, что надо делать». Это довольно сложный путь. Сказано в Евангелии: «Нет пророка в отечестве своем». Даже если ты будешь иметь значительный духовный опыт, это не значит, что тебя признают. Конечно, на юбилеях все говорят: «Батюшка, мы у тебя учимся, мы тебя уважаем». Я-то в жизни сталкиваюсь с другими вещами.
Я уже не хочу быть каким-то значимым человеком для священнослужителей, но в то же время эта проблема не простая. Даже если опытный настоятель приходит в другой храм, уже действующий, нужны годы, чтобы войти в строй жизни этого прихода, понять внутреннее, уже сложившееся отношение к богослужению, ко всем и ко всему.
- Известно немало историй, как новый настоятель фактически разгонял сложившуюся до него общину.
Раньше всем, кого назначали настоятелями действующих храмов, в Патриархии говорили: «Ничего не ломайте на новом приходе, ничего не меняйте». Пусть у меня опят 40-50 лет, но случилось так, что я перехожу в другой храм, где община уже сложилась, и мне и архиерей, и Патриарх скажут: «Ничего там не ломайте». Это духовные отношения, общинные отношения, они непросты, у них глубокие корни. Только Бог объединяет и перерождает нас, и только тех, у кого есть интерес и стремлением к этому.
-Насколько священник может быть близок к прихожанам вне богослужения? Кто-то считает, что вне богослужения священник ничем не отличается от мирян, что возможна дружба с ним. А кто-то говорит, что батюшка должен быть равноудаленным и равноприближенным ко всем, иначе все сломается.
Принцип дружбы тоже очень высок. Христос в Евангелии говорит апостолам: «Вы друзи мои» - потому что Он открыл перед ними все тайны, излил всю полноту Своего учения. Дружба сама по себе святое дело: мы живем одним духом, одними мыслями, одними чувствами.
Найдем в Священном Писании образцы дружбы – в ней есть святость. Мы часто профанируем слово «друг»: «Ты друг мне, потому что мне с тобой приятно провести время и хорошо пообщаться». Дружба испытывается очень серьёзными испытаниями. Многие не выдерживают. Пока ты на хорошем месте, в почете – у тебя друзья. Как только ты попал в сложную ситуцию – смотришь, друзей у тебя нет. Спрашиваешь, это были друзья? Нет, их не было.
Друг – это дело святое. Священник может быть другом, но его никто не поставил быть другом. Мой духовный отец, схиигумен Савва, говорил людям, которые ехали к нему со всего Союза и искали близости: «Я вам дан не для дружбы, а для спасения».
Круг друзей обязательно должен быть: семья, у которой нет друзей, ущербна. Друг может быть один, или их будет два, три. Из тысячи людей ты можешь найти двух друзей. Они и в беде тебя не оставят. Когда тебя кто-то опозорит, они тебя не бросят и скажут: «Ты не такой, я уверен в тебе». У священника должна быть дружба, но нежелательно, чтобы священник стал другом всех своих прихожан.
—Батюшка может считать друзьями тех из прихожан, с кем, так сказать, на шашлыки ездит
Разные акции, совместные паломничества, спортивные мероприятия для молодежи, в каком бы качестве священник там не выступил, не значат, что он
вступил в область дружеских отношений.
—Узкий круг едущих на пикник, о котором не скажут другим прихожанам — это не акция для всех.
И все-таки такие отношения — не дружба, а чисто человеческие отношения. Лично у священника может быть двое, трое друзей, как жизнь сама определяет — скорее всего, один-двое настоящих друзей, больше не подберешь. А по роду своего служения священник может быть в любом обществе, вести за собой людей — хоть молодёжь, хоть профессионалов. Но он не друг своим подопечным — он священник.
-В советское время, когда была запрещена вся деятельность за оградой церкви, когда священнику приходилось цензурировать проповедь заранее у уполномоченного, община могла существовать? Или это было явление только подпольной жизни?
Может быть, до Отечественной войны они и были подпольными. Тогда была тотальная угроза для верующих, особенно, если человек занимал какие-то посты, был ученым. Нельзя было явно участвовать в жизни общины — в лучшем случае тебя бы в ссылку отправили, а то могли приписать любую статью и судить как антисоветчика. Тогда верующие уходили в подполье, но это было незначительное количество людей. Потому что иначе их раскрывали бы: шила в мешке не утаишь.
В советское время общины были не такие «показательные» и не были «обязательными», если можно так сказать. Мы шли в церковь, молились, знали и уважали священников, которые искренне относились к людям и честно несли свое пастырское служение. Мы это чувствовали сердцем и душою. Они проходили очень трудный путь, но народ улавливал, что тот или другой священник с любовью служит Богу, и духовно прилеплялся к ним. Никто не заявлял, что сложилась община. Например, служил сын отца Алексия Мечева — отец Сергий Мечев. Как только властям стало понятно, что вокруг него появилась община — он сразу пошел на каторгу, в заключение. Потому что община была нежелательным явлением для советской власти с ее принципом коллективизации. Общины были негласными, иначе отцов можно было сажать за контрреволюционную работу.
—Пусть негласно и не при каждом храме, но общины все же складывались?
Общины складывались сами собой: допустим, архимандрит Сергий Савельев был настоятелем многих церквей, люди к нему тянулись. Он 10 лет сидел в тюрьме, потом принял монашество, потом его рукоположили. Он притягивал, душа к нему тянулась. Он ревностно служил, ревностно проповедовал. Меня он взял в алтарь, но потом я почувствовал, что его закваска и пафос борьбы с советской властью стали отделять меня от него. Я такой борьбы не хотел, не чувствовал, что это духовная вещь. Он неприязненно писал об иерархии, из его уст вышло понятие «елоховщина». Мне это не было близко. Я всегда молюсь за него, это прекрасная личность, талантливый, даровитый священник, и голос у него прекрасный, и хоры, и тайные монахини к нему собирались.
Многие приходы советского времени имели свой особенный «лик». Например, приход отца Всеволода Шпиллера. Его окрестили «духовником московской интеллигенции». Из его храма святителя Николая потом вышло много священнослужителей. Люди чувствовали, что там ревностно служат.
На разных приходах формировались духовные и чуть ли не профессиональные связи. Были священники-иконописцы — к ним тянулись художники. Были священники, которые окормляли артистов.
Когда я или готовился, или только поступил в семинарию, супруга моего друга, теперь тоже 80-летнего протоиерея, духовная дочь отца Николая Голубцова сказала: «Приходи к отцу Николаю, послушай, как он служит». Я подумал: «Ладно, схожу, хотя я знаю многих священников...» Я пришел, он совершал молебен, я почувствовал его таким родным по духу, что идет волна радости молитвенной, что мне хочется прямо к нему прижаться, обнять его. А он читал простые молитвы, какие все мы, священники, читаем. Он был неказистым на вид, казалось бы, но духом Богу служил, это чувствовалось, и многие к нему тянулись. Люди ценили его служение. Развернутых советов священники тогда не давали: «Спасайся, Бог тебе в помощь. Я молюсь за тебя, иди» — вот и всё.
Патриарший собор в Елохово был образцом высокой классики богослужения. Это был мой первый приход. Когда я туда зашел, я подумал: «Какое же богослужение! Что может быть выше? Боже, мне в мире ничего другого не нужно». Это была волна красоты и гармонии. В 18 лет я крестился. Сколько молодежи ходило в Елоховский собор — в основном все стали священнослужителями.
—То есть церковная жизнь жительствовала, хотя совместные трапезы после богослужения или евангельские чтения были невозможны?
Происходило «отсеивание» пришедших случайно. В семинарии, я помню, были два или три человека — с образованием, что было редкостью для того времени, ведь атеистические руководители страны считали церковь — для отживающих бабушек, так что с восемью классами было легче поступить в семинарию, чем с высшим образованием. Чтобы Церковь со временем отмерла сама, туда не допускали людей, способных отвечать на вопросы, поставленные атеистической пропагандой. Но у этих двоих или троих образованных семинаристов сразу возникли такие вопросы к преподавателям, что чувствовалось, что у них нет веры. Через полгода они уже ушли.
А те, кто оставался, были готовы идти до конца. Молодежи было немного, но все стали священнослужителями. Бог призывал.
